Доклад Александра ДУГИНА
ТРЕТИЙ ПУТЬ И ТРЕТЬЯ СИЛА
О геополитике евразийской интеграции
ИСТОКИ И СМЫСЛ ЕВРАЗИЙСТВА
Теория многополярности основывается на философии множественности, которая рассматривает мир как «плюриверсум», в отличие от «универсума». По латыни universum означает «сведение к единому». Неологизм pluriversum подчёркивает, что целью является не сведение к единому, не упрощение системы, но сохранение множественности и разнообразия.
Как писал Ален де Бенуа, «Различие заложено в самом движении жизни, которая бурно развёртывается через всё большее и большее усложнение. Множественность и различие народов, этносов, языков, нравов, религий характеризует развитие человечества начиная с его истоков. Есть два отношения к этому факту. Для одних это жизненно-культурное различие и разнообразие представляет собой бремя, из чего рождается стремление всегда и повсюду сводить людей к тому, что есть между ними общего, и это подчас приводит к самым извращённым последствиям. А для других, и это наш случай, различие — это богатство, которое необходимо сохранять и культивировать… Мы считаем, что хороша та система, которая способна передавать через себя как минимум столь же сложные ансамбли, как те, что она вбирает в себя. Подлинное богатство мира заключается в различии культур и народов». Этот принцип полностью созвучен неоевразийской философии.
Евразийская школа и её авторы предлагают строить общество на основах традиций, которые у каждого этноса и каждой культуры, у каждого места земли самобытны и различны. Таким образом, все они обосновывают «плюриверсум» как антитезу «единому миру», oneworld. Различие берётся в этих философиях как синоним жизни, богатства (К. Леонтьев называл этот принцип «цветущей сложностью»), свободы и жизненной силы. А не как угроза и «бремя», каким оно представляется «универсалистам».
Демократическая модель международных отношений, основанная на евразийских принципах, призывает к обоснованию различий между народами и культурами, между целыми цивилизациями, к их углублению, сохранению и новому утверждению. Разница между одной культурой и другой совершенно не обязательно должна автоматически вести к конфликту между ними. Конфликты периодически случаются, но точно так же случаются они и в универсальном мире. Надо стремиться к миру и гармонии, к диалогу и взаимопониманию между цивилизационными полюсами. Но ни в коем случае нельзя приносить в жертву динамические структуры идентичности, какие бы они ни были. Только такой евразийский подход, базирующийся на евразийских принципах плюральности и многообразия, может создать предпосылки для возникновения демократической модели международных отношений.
Большое внимание со стороны представителей либеральной парадигмы (особенно неолиберализма и транснационализма) уделяется процессам глобализации. На практике у глобализации есть несколько этапов. Вначале идёт региональная глобализация, а затем и универсальная, планетарная. Для либералов региональная глобализация есть лишь переходное состояние и предварительный этап общепланетарной глобализации, не имеющий в себе никакой особой ценности и лишь предуготовляющий искомый результат — наступление «глобального мира» и «конца истории».
Сторонники многополярности, со своей стороны, поддерживают региональную глобализацию и интеграцию по той причине, что эти процессы на практике всегда проходят в границах какой‑то однойконкретнойцивилизации. Например, спорымеждустранамиЕвросоюзао принятииТурциив этунаднациональнуюструктуруяснопоказывают, что дажеу европейцев, игнорирующихкакие быто ни былорелигиозно-культурные стороны идентичности общества, ощущение цивилизационной чуждости турок вызывает серьёзные опасения. Но если для неолибералов и глобалистов это временные трудности, то сторонники многополярности, напротив, концептуализируют именно региональную интеграцию, которую рассматривают как самостоятельный и законченный процесс, ценный сам по себе, и более того, не предполагающий после своего завершения никаких иных интеграционных этапов. В соответствии с духом многополярности региональная интеграция мыслится не как ступень или фаза планетарной глобализации, но как автономный и самоценный историко-политический, стратегический и социальный процесс, имеющий цель в самом себе. Интеграция должна закончиться по достижении естественных границ цивилизации. После этого наступит фаза уточнения пропорций и системы влияния в сложившихся цивилизационных границах.
После распада СССР мир перестал быть двухполярным, но не стал ни глобальным, ни однополярным. В нём наметились совершенно новые конфигурации, новые коллизии, новые столкновения, напряжения и конфликты. В этих условиях совершенно фундаментальную и до сих пор по достоинству неоценённую гипотезу относительно того, кто будет актором, главным действующим лицом этого будущего мира, выдвигает Самуил Хантингтон. В качестве основных акторов глобальных процессов он называет цивилизации. Именно этот концептуальный шаг и следует считать началом возникновения совершенно новой теории — Теории Многополярного мира. Хантингтон совершает главное: он выделяет нового актора: цивилизацию, — и одновременно говорит о множественности этих акторов, употребляя в самом названии своей работы данное слово во множественном числе: «Столкновение цивилизаций».
Стоит только признать множественность цивилизаций и отождествить их с главными акторами (units) в новой системе международных отношений, как мы получаем в первом приближении готовую карту многополярного мира. Теперь у нас есть и идентификация того, что является полюсом такого многополярного устройства: этим полюсом является цивилизация. Следовательно, сразу же можно ответить на принципиальный вопрос о том, сколько полюсов должно иметь многополярное устройство. Столько же, сколько существует цивилизаций. Таким образом, постулируется модель, в которой существует несколько центров принятия глобальных решений в поле международных отношений, и этими центрами являются соответствующие цивилизации.
То, что цивилизации существуют как объединяющий широкие сегменты обществ культурный и ценностный (иногда религиозный) фон, является эмпирическим фактом социологии и истории. Однако необходимо, чтобы в нынешних условиях это единство было достаточно ясно осознано, мобилизовано и превратилось в сильную политическую идею, способную сделать цивилизации главными акторами в системе международных отношений по факту. В нынешних условиях именно цивилизационная идентичность призвана сыграть решающую роль в развёртывании основных процессов после конца двухполюсного мира и всё возрастающих трудностей у США с тем, чтобы справиться с перерастяжкой границ. Всё это происходит на фоне глобализации, которая, параллельно с универсализацией определённых кодов и процедур, способствует возрождению локальных и религиозных идентичностей.
Цивилизация как актор международных отношений — это совсем не возврат к системе традиционных государств и империй. Цивилизации как актор международных отношений — это нечто совершенно новое, никогда не бывшее, реальность, призванная заместить собой исчерпавший себя потенциал миропорядка, основанного на доминации Вестфальской системы. Многополярный мир цивилизаций альтернативен как однополярной американской империи, так и бесполярной глобализации. В каком‑то смыслецивилизациюследуетрассматриватькак конструкт, которыйимеетструктуру, принципиальноотличнуюот однородногои «монотонного»западоцентричногомира. Цивилизация — это привнесение в реальность международных отношений качественного различия (differаnce), когда человечество мыслится не как воспроизводство однотипной серии (презумпция гражданского общества или идеологии прав человека), но как набор плюральных систем, которые организуют несколько параллельных и взаимодействующих между собой семантических и культурных Вселенных. Эти Вселенные сходятся как в столкновении (как у Хантингтона), так и в диалоге цивилизаций, на чём настаивал бывший президент Ирана Мухаммад Хатами, — практически в той же самой пропорции, в которой строят отношения между собой национальные государства в Вестфальской системе. Но если национальное государство и национальный суверенитет являются отмирающими конструктами, то цивилизация становится конструктом, складывающимся на наших глазах, выражая, таким образом, радикальнуюплюральность взглядов на будущее мироустройство, не сводимых к общему знаменателю.
Цивилизации суть то, что требуется создать. Переход от цивилизации как культурной и социологической данности к цивилизации как актору многополярного мира требует некоторого усилия. Это задание, которое может и призвана осуществить особая историческая инстанция. Что это за инстанция? Можно условно определить её как политическую и интеллектуальную идеологическую элиту, как совокупность государственных деятелей, интеллектуалов, представителей крупных монополий и религиозных структур, а также ведущих политических сил тех стран, которые по тем или иным причинам не согласны с однополярностью или западоцентричной глобализацией, являются сторонниками «модернизации без вестернизации» и видят будущее своих обществ в рамках мироустройства, альтернативного ныне существующему. Одним из таких складывающихся цивилизационных полюсов, на мой взгляд, и является Евразийский союз.
Если бросить взгляд в историю, то в качестве прецедента «больших пространств» можно взять две формы социальной интеграции:
— культурную, выражением которой является цивилизация,
— и политическую, проявляющуюся в форме империи.
Цивилизация представляет собой «большое пространство», которое объединено философией, культурой, образом мыслей, терминологическим аппаратом, на основании одного или нескольких языков, в некоторых случаях — религией или культом, однако в ней отсутствует стратегическое единство и централизованное управление. Империя же — это именно единство и централизация с точки зрения политической власти, а культурная близость обществ, входящих в империю, вторична и производна.
Обе исторические формы «большого пространства» отличаются сочетанием (в принципиально разных пропорциях) локального разнообразия (форм управления, организации, этнической и религиозной идентичности и т. д.) и общего для всех единого начала. На основании цивилизации могли строиться империи (например, Александром Македонским), а исчезнувшие империи оставляли после себя общее цивилизационное поле (например, исламский мир после распада халифата). Это показывает, что «цивилизация» и «империя» являются исторически взаимообратимыми явлениями: одно может сосуществовать с другим или возникать на месте другого. Это чрезвычайно важное замечание показывает, что между цивилизацией (культурным единством) и империей (политическим единством) существует непрерывность. А воплощается эта непрерывность в пространственном выражении: и цивилизация, и империя представляют собой «большие пространства» в геополитическом и социологическом смысле; общества, располагающиеся в пределах этого пространства, имеют в своих структурах некоторые сходные парадигмальные элементы. Если учесть, что общество как раз и производит пространство, что его структуры отражают и одновременно конституируют пространство, — эта закономерность становится легко объяснимой. Все исторические «большие пространства» (как империи, так и цивилизации) располагались в конкретных географических зонах с плавающими границами, но с общим ядром и общей пространственной структурой. Поэтому можно утверждать, что некогда единые территории на новом историческом витке могут быть вновь, рано или поздно, интегрированы — по крайней мере, до тех пор, пока общая структура пространства остаётся неизменной и отражается в живущих на этом пространстве и организующих его обществах («вмещающий ландшафт»).
Примеров тому можно привести множество. Так, с ритмическим постоянством степные зоны Евразии объединялись тем или иным кочевым народом, становясь частью единой степной империи или нескольких империй. От скифов, сарматов, тюрок, хазар до монголов и русских эти территории периодически собирались в единое стратегическое пространство — с разными этническими ядрами, идеологиями и социальными системами. Эта зона представляет собой геополитический Туран, где можно до сих пор обнаружить следы общей евразийской культуры и цивилизации, объединявшей различные этносы, племена и религии. В монгольской, а затем в русской государственности (империя) это культурное единство получило своё наивысшее выражение, в дальнейшем обретя формы СССР.
Советский период есть не что иное, как экстремальная реставрация идеи Московского царства. Советский цикл воссоздаёт утраченную святость московского периода в новых социально-политических терминах, опираясь на уникальный советский эсхатологизм, прекрасно описанный у Платонова, который сочетает в себе и оптимизм и драму.
Преемственность советского периода Московскому царству мы видим в отвержении Запада, причём более отчётливого, нежели в романовской России, национальном мессианстве, описанном как построение социализма-коммунизма — в одной стране, сопряженном с коммунистической сотериологией, а также в централизме и административной бюрократии почти монгольского образца, особенно в сталинизме. Перенос столицы в Москву тоже не случаен. Образ будущего будет образом Евразийской Руси. Это включает преемственность Киевской Руси, Московской Руси и Советской Руси, определяемой как «Русь Советская», суть которой подробно разобрана у Михаила Агурского.
При этом механическое соединение «красного» и «белого» невозможно, и все попытки, которые были предприняты разными общественными силами на протяжении последних двадцати пяти лет, не увенчались успехом. Новая евразийская государственность должна синтезировать романовский и советский периоды как Проект Руси Евразийской, который предполагает несколько общих вещей. Во-первых — отстаивание идентичности перед лицом Запада. В меньшей степени — перед лицом Востока. Во-вторых, что было свойственно и Романовым, и Сталину, — продолжение пространственной экспансии, обоснованной новой версией национального мессианства. Но это должна быть экспансия не захвата, а освоения уже включённых в орбиту Евразийского союза и России пространств. Ещё одной важной составляющей «красно-белого» синтеза является возрождение ориентации на жёсткую централизованную форму управления в сочетании с этно-культурным плюрализмом.
Отсюда следует, что Евразийская федерация предполагает два уровня управления: стратегический (геополитический) и этно-федеративный. На стратегическом уровне должна быть установлена жёсткая надэтническая унифицированная централистская система управления, аналогичная модели управления силовыми министерствами и ведомствами. На уровне геополитического централизма, призванного скрепить евразийское пространство, «геополитической администрацией» и элитой должны быть преимущественно выходцы из военного сословия или люди с естественной склонностью к стратегическому мышлению и упорядоченной строгой психологией, способные к самопожертвованию, аскезе, самодисциплине, перенесению лишений. Евразийская кадровая политика набора в управляющие органы в первую очередь должна производиться из числа военнослужащих, прошедших военную подготовку. Этот уровень связан с управлением всем геополитическим механизмом, включающим как собственно РФ, так и стратегические пространства, входящие в евразийскую зону, и комплектуется из федеральной элиты, образующей «геополитическую администрацию». В ведении «геополитической администрации» находятся только те сферы жизни, которые напрямую затрагивают вопросы обороноспособности, безопасности, территориальной, экономической, транспортной, информационной интеграции, а также правовые вопросы, связанные с межэтническими отношениями. А значит, евразийству сегодня необходим и новый принцип формирования элит, основанный на принципе аристократии — личных достоинств и качеств (перед лицом засилья коррумпированной бюрократии, криминализации и приватизации властного ресурса).
Современная евразийская цивилизация, ядром которой является Россия, получившая начиная с XV века двойное историческое и геополитическое наследие: одновременно от покорённой османами Византии и от рухнувшей Золотой Орды, став синтезом православной и степной (туранской) культур, является одним из полюсов нового плюриверсума, противостоящего полюсу западного глобализма. Она актуализует фундаментальные расхождения между западным и восточным христианством, которые уже более тысячи лет назад приняли критические формы, и с тех пор эти две части христианской ойкумены следуют своими, отличными друг от друга и часто антагонистическими между собой историческими путями. При этом туранский компонент в евразийской цивилизации, как правило, сильно фальсифицируется — точно так же фальсифицируется и характер евразийского единства, и, как следствие, его православная составляющая.
Характер этой фальсификации хорошо передаётся высокомерием французской поговорки: «Grattezlerusse, trouvezletartare» («Поскребите русского — и вы найдёте татарина»). Для всего Запада (и всех «западников») русские — не более чем «христианизированные» азиаты или полуазиаты, которые, как всякие неофиты, «стремятся быть святее папы римского», исповедуя «дикую ортодоксию».
Здесь всё перевёрнуто с ног на голову. Именно с генетической точки зрения этнические русские, как выяснилось, имеют мало общего с народами Турана. Анализ Y-хромосомных гаплогрупп (передаваемых напрямую от отца к сыну) показывает, что самой распространённой среди русских является гаплогруппа R1a («славяно-арийская»), чья доля достигает 47–62 %; второй по частоте является «палеоевропейская», или «даргинская», гаплогруппа I (20–26 %), примерно 10–15 % приходится на долю носителей «балтийской» гаплогруппы N, и это распределение практически идентично с таковым не только у белорусов и украинцев, но также у поляков. Аналогичный результат дают исследования маркеров митохондриальных ДНК (передаваемых напрямую от матери к детям), а также аутосомных маркеров. То есть генетически русские сходны с другими популяциями Центральной и Восточной Европы, в то же время заметно отличаясь от соседних финно-угорских, тюркских и северокавказских народов. Кроме того, в русских популяциях отмечается крайне низкая частота генетических признаков, характерных для монголоидных популяций. Частоты восточноевразийских маркеров у русских соответствуют средним по Европе. Так что все разговоры о том, будто «монголо-татары всю Русь поимели», оказываются очередным псевдоисторическим антирусским мифом.
Иное дело — формы мировоззрения, бытующего на Руси и в некотором смысле весьма разнящегося с «греческим» или «константинопольским» халкидонским православием, что стало одной из причин раскола XVII века. На протяжении почти шести веков в степях Турана широко проповедовалась несторианская версия христианства, несторианами в VII–XIV веках были многие народы Великой Степи, создавшие свою самобытную культуру и письменность.
То есть русская цивилизация стала ядром евразийской цивилизации именно потому, что осуществила творческий синтез православной и туранской культур. Суть которой хорошо передана в перифразе французской поговорки, сделанной А. А. Прохановым: «Поскребите русского — и вы найдёте Гагарина». Именно из славяно-тюркского симбиоза, из симбиоза леса и степи, оседлых и кочевых народов возникла, согласно евразийству, великая Российская держава, великая Российская империя. И это не является нашим минусом, нашим бременем. Этим мы, русские люди, должны гордиться.
Тюркско-славянский элемент (шире, туранский, а значит — и угро-финский, и монгольский) составляет основу нашего государственного, евразийского пути сквозь историю. Запад (славянство) хранил Россию от растворения в Востоке. Чингисхан (Восток) уберёг Россию от растворения в Западе. Такая самобытность — это абсолютный плюс. Великороссы как этническое ядро новой Московской государственности сложились на основании глубинного славяно-тюркского симбиоза. Православный византизм плюс ордынский административный централизм породили особую, собственно евразийскую, не западную и не восточную, русскую государственность.
Евразийство — не просто мировоззрение, это целая философия, в основе которой лежит представление о России как о самобытной цивилизации, о том, что различные народы, культуры, государства, этносы и религии имеют равное право на существование. Существует не одна цивилизация, а много цивилизаций — и западных, и восточных, и азиатских. Смысл евразийства в том, чтобы это многообразие народов, политических и экономических укладов, социальных и общественных систем, ценностей и религий не разрушить, не подравнять под одну гребенку, а сохранить.
Суть евразийства — это самоидентификация России как самобытной цивилизации, уже не «отсталой» и не «западной», потому что общего мерила между Россией и Западом здесь нет. Те, кто придерживается евразийской идентификационной позиции (сознательно или бессознательно), убеждены, что существует особая, присущая лишь русской истории и русскому обществу система ценностей, возможно, не до конца выявленная, но интуитивно предчувствуемая славянофилами, Данилевским, Леонтьевым, которая позволяет измерять Россию по внутренней суверенной шкале.
Евразийство — политическое учение, утверждающее, что Россия представляет собой не просто одну из стран, но особую, не имеющую в мире аналогов цивилизацию, в которой нераздельно переплелись западные и восточные, европейские и азиатские черты. Евразийство подчёркивает, что к паре Запад–Восток должна быть добавлена третья сила — Россия–Евразия. Евразийство настаивает, что у России, её народов — особый исторический путь. Самобытность России — русской истории, государственности, культуры, духовности — расценивается евразийством как высшая ценность. Понятие «Евразия» не просто описывает географический факт, но указывает на особую уникальную разновидность цивилизации — подобно тому, как понятия «Европа», «Запад», «Азия», «Восток» означают не просто географические реалии, но особые исторические, духовные, социально-политические формации.
Под «Евразией» в зависимости от контекста можно понимать различные вещи. Термин «Россия–Евразия» или «Россия (Евразия)» означает Россию (сегодняшнюю РФ), но понятую не как законченное государство-нацию, а как ядро геополитической интеграции. Это геополитическое определение России, учитывающее её стратегический, цивилизационный и интеграционный потенциал.
Евразийский союз — будущее объединение стран СНГ в единую геополитическую, стратегическую, экономическую и политическую структуру. Евразийский союз интегрирует в себя такие объединения, как: ЕврАзЭС — страны СНГ, подписавшие (РФ, Казахстан, Беларусь, Таджикистан, Киргизия) или готовящиеся подписать (Украина, Молдова, Армения) договор об образовании Евроазиатского экономического содружества; страны СНГ, уже вставшие на путь более тесной евразийской интеграции.
Само евразийство есть «научный патриотизм», ставящий своей главной задачей укрепление, возрождение, процветание, величие и благополучие России. Евразийство — не только охранительное учение, призывающее укрепить и отстоять самобытность евразийской цивилизации перед лицом вызова глобализации, давления как с Запада, так и с Востока. Евразийство настаивает на том, что российская цивилизация обладает универсальной, вселенской миссией. Вся диалектическая и драматическая судьба Евразии состоит в выковывании этой универсальной вселенской формулы. Евразийство имеет почти вековую историю. Его основатели (Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий, Г. В. Вернадский, Н. Н. Алексеев, В. И. Ильин, Я. Бромберг, Э. Хара-Даван, П. Н. Сувчинский, Л. П. Карсавин и т. д.) первыми осознали и выразили в ясных терминах особость уникального пути России как отдельной цивилизации.
Россия–Евразия является самостоятельной и самобытной цивилизацией. Это не просто европейское или азиатское государство — периферия Запада или Востока, не «мировое захолустье», но самостоятельная уникальная цивилизация со всеми отличительными признаками, где западные мотивы тесно переплетены с восточными в неповторимом самобытном и оригинальном сочетании.
Евразийство является не только политическим мировоззрением, но и своеобразной философией культуры. Исходя из евразийского подхода можно сформулировать основные принципы культурного развития.
Необходимость провести тщательную ревизию культурного наследия с тем, чтобы выделить наиболее ценные направления и сместить на периферию внимания второстепенные (критерием должно выступать соответствие духу Традиции). В области культуры следует отдавать приоритет духовным, религиозным элементам, связанным с понятием «священного». Удельный вес конфессионального, религиозного начала в вопросах культуры должен быть существенно повышен.
Обращение к национальным этническим и религиозным корням культуры несёт в себе колоссальный импульс, способный существенно оздоровить социальный и культурный климат в обществе, дать новые силы и открыть новые направления в творчестве. В деле диалога культур приоритетом должны пользоваться культуры близких исторически евразийских этносов: этническое и духовное наследие славян и тюрок, финно-угров, монголов, других автохтонных народов Евразийского союза должно быть в центре внимания. Следует учитывать, что вершины западной культуры сплошь и рядом являются делом рук художников, мыслителей и интеллектуалов, настроенных довольно критически в отношении доминирующего пути развития буржуазной либеральной цивилизации; так, наилучшие образцы западноевропейской мысли XX столетия почти исключительно принадлежат жёстким критикам либерально-демократической системы ценностей (причём эта критика осуществлялась как с правых, традиционалистских, консервативных, так и с левых, социальных, позиций). Выделение и освоение этого «евразийского» начала западноевропейской (и даже американской) культуры является важнейшей задачей для обогащения евразийской мысли на новом этапе.
Знакомство с культурными ценностями Востока и Запада должно идти параллельно укреплению и возрождению собственной культурной идентичности, при этом явный перекос в сторону интереса к западной культуре и псевдокультуре следует компенсировать более внимательным и активным изучением культур народов Востока. Новаторский компонент, являющийся важной частью творчества, должен основываться на глубоком знании традиций, питаться живительными энергиями старины, воплощая вечные истины и древние мотивы человеческой души, взыскующей смысла, в неожиданные оригинальные стилевые решения, отражающие парадоксальный драматический дух нашей эпохи. Это и есть евразийский стиль — синтез древнего и авангардного, изначального и ультрасовременного.
Необходимо активно противодействовать любым формам «культурного расизма» и «культурной колонизации», откуда бы эти тенденции ни исходили, так как сохранение собственной культурной идентичности является необходимым условием национальной безопасности; особенно это касается агрессивного навязывания культурных стереотипов цивилизацией Запада, открыто претендующей на их глобализацию.
Евразийская философия утверждает, что развитие современных, в первую очередь электронных, СМИ — и особенно их глобализация — постепенно приобретает тревожный характер, так как в этом процессе всё ярче проявляется манипуляционное, отчуждающее начало. Воздействие СМИ подменяет людям свободное и углублённое размышление, навязчивые стереотипы вытесняют возможность критического отношения к важнейшим мировым событиям. Постепенно сама система СМИ превратилась в инструмент нелегитимной власти, пользующейся аморальными технологиями грубого (гипнотического) воздействия на сознание (и подсознание) читателей и зрителей. Если добавить к этому то обстоятельство, что содержательная сторона транслирующейся информации, как правило, очень далека от естественных культурных, духовных, нравственных норм, традиционно сложившихся в обществе, то картина получается и вовсе зловещей.
Евразийский подход настаивает на радикальном изменении всей структуры СМИ — и технологическом, и содержательном, и методическом. Технологически: следует развивать те формы СМИ, которые позволяют читателю и зрителю бо´льшую свободу выбора, а также возможность участвовать в обратной связи с источником информации. Наиболее адекватной системой для этого является сеть Интернет, тогда как телевидение, напротив, представляет собой образец однонаправленного, «тоталитарного» влияния на массы. Особенно важно развивать оригинальные сетевые протоколы, вырабатывать специальную систему евразийских кодировок. Технология евразийских СМИ должна отражать общую геополитическую ориентацию евразийства на «континентальную интеграцию», что означает не глобальную универсальность информационных технологий, способа отправки и получения информации, но относительную универсальность — ограниченную конкретными «большими пространствами».
Содержательно: следует в обязательном порядке соотносить контент информационных материалов с общесоциальными нормативами, согласуя его с традициями и принципами евразийских культур. Важно развивать целевые формы теле-, радиовещания, печатной прессы с ориентацией на конкретные этнические (языковые, конфессиональные и иные социальные) группы. Общим требованием к СМИ должно быть соблюдение образовательной, воспитательной направленности. Даже развлекательные программы должны нести в себе элементы, возвышающие и нравственно обогащающие зрителей. Особенно внимательно следует относиться к молодежной аудитории — СМИ должны способствовать воспитанию в них социальной ответственности, нравственных устоев, высокого культурного потенциала.
Методологически: следует отделить принцип свободы слова (высказывания) каждого человека от свободы миноритарных групп почти принудительно навязывать свои стереотипы массам. СМИ должны выполнять социальную функцию и контролироваться либо государством, либо специальными социальными институтами (комиссиями, комитетами), призванными следить за содержательной и технологической адекватностью информации и способами её распространения. Так как СМИ имеют по определению общественный характер, форма собственности, характер управления и организация их также должны быть общественными и ни в коем случае не частными.
Основными задачами евразийских СМИ являются: возвращение народам России (Евразии) их духовного и культурного наследия; укрепление патриотического и социального самосознания; информационное обеспечение интеграционных процессов в России, странах ЕврАзЭС и СНГ; развитие диалога культур; компетентное информирование об основных мировых тенденциях в политике, экономике, искусстве, религии; открытие возможностей сообщения между трансляторами информационных потоков и зрителями; воспитание и образование молодого поколения; прямое и косвенное внедрение традиционных евразийских ценностей.
ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ: ОСИ ПАРТНЁРСТВА
Большая игра мировой геополитики в западной части Евразии, т. е. в Европе, ведётся за влияние на расстановку сил. В Европе традиционно существуют три геополитических полюса: атлантистский — в лице Англии и Франции, евразийский — в лице России или СССР и центрально-европейский, евроконтинентальный — в лице Германии. Интересы атлантистов и евразийцев прямо противоположны, а Центральная Европа занимает промежуточное положение. В определённых ситуациях она может встать на сторону атлантистов и Запада, в других — сблизиться с Россией и Востоком. Это геополитическое уравнение решается снова и снова на всём протяжении последних веков. В том числе и с помощью войн. Если Евразия–Россия смыкается с Центральной Европой, то атлантисты неминуемо терпят поражение. Если атлантисты вступают в союз с Центральной Европой против России —
